Обо всем интересном

В силу каких-то обстоятельств, может быть тесноты нашей квартиры, папа решил снять большую.
Мы жили тогда в доме Шухаева в Большом Неопалимовском переулке. Хозяин дома был хорошим знакомым отца.

Тимофей Яковлевич, так звали Шухаева, частенько бывал у нас запросто, и обращались они с отцом на "ты".

Впрочем, папа по своей общительности и гостеприимству со многими людьми обращался дружески и на "ты". "Эх, Тимошка, - говорил отец, - сапожник ты, ничего не понимаешь!"

Тимофей Ильич был фабрикантом обуви и совладельцем магазина обуви на Тверской, и в его фигуре чувствовалась скуповатость человека, вышедшего с большими усилиями из нужды. 

Землистое лицо его было как-то туго сосредоточено, серые глаза из-под густых бровей смотрели холодновато.

Усы, свисая вниз, сообщали лицу уныние человека, хотящего от жизни больше, чем она склонна ему предоставить.
Ему строили второй доходный дом по чертежам отца¹, кирпичный, четырехэтажный, скупо украшенный лишь кирпичными пилястрами, дом похожий на тот, в котором мы жили.

Я останавливаюсь на людях, окружавших отца, потому что волей-неволей дети, окруженные интересами взрослых, теряют часто свои деткости и приобщаются к интересам этих людей, уже надломленных жизнью.

Новая наша квартира была одной из шести просторных квартир в богатом и нарядном доме.

Он как бы главенствовал над тихим переулком и соседними домами, двухэтажными, деревянными, выкрашенными в темно-серую краску.

У красивого подъезда дежурил швейцар, и широкая лестница была чиста и светла.

Высокий дощатый забор, сверху утыканный большими гвоздями, отделял сад от улицы, и на калитке, как и на многих калитках и воротах московских домов, висела дощечка с надписью: "Старьевщикам и шарманщикам вход воспрещается".

В глубине сада виднелся высокий тополь и несколько каштанов, клумбы были обсажены кустами сирени.

Высокий брандмауэр отделял сад от соседнего кирпичного дома.

От внутренних смежных участков квартала сад отделялся стеной, увитой плющом. Казалось, сад и дом хотели бы отделиться совсем от внешнего мира и от шума.

Лишь изредка по звонку открывались ворота и через сад во двор, сопровождаемый дворником или истопником, въезжал фургон, на стенках которого крупная реклама гласила:  "Дрова, уголь, антрацит, Яков Рацер".

Желтый, бревенчатый флигелек в глубине сада занимал дворник Василий, худощавый, складный человек владимирского, костромского или ярославского типа, живший с кучей ребятишек и с женой.

Где-то под лестницей проживал Иван, флегматичный молодой истопник с рыхлым, нездоровым и часто опухавшим лицом.

Самой яркой запомнившейся мне фигурой в доме был, его хозяин, инженер и действительный статский советник Анатолий Александрович Семенов.

В погожие деньки его тучная фигура, сопровождаемая горничной, выплывала в сад.

Старик садился на скамейку и подолгу грелся на солнышке, опираясь полными белыми руками на палку, прикрывая ноги темным пледом.

Из-под старомодной шляпы свисали длинные пряди белых как снег волос и из-под белых кустов бровей глядели умные, черные глаза, слегка затуманенные старостью.

Возле хозяина нежились два пса. Одноглазый, со спутанной шерстью и вытекшим глазом, и рыжий, сытый с зелеными глазами дворняга - Верный.

Старик посматривал, думал и усмехался, и это умное посматривание и добрая усмешка, как последние лучи, одухотворяли его тучную и слабую плоть.

Выходил он редко, а в другое время мы чувствовали его косвенно, вдруг открывалась форточка в окне второго этажа и горничная произносила: "Дети, тише, Анатолий Александрович отдыхает".

Или она приходила к нам с просьбой не топать, так как мы жили как раз над его квартирой. 

Остальное население дома занимало меня иначе и не столь сильно и не столь дружелюбно, и даже за каждой фигурой чувствовалось чужое, скрытое, трудно уловимое, но все же ощущаемое неудовольствие и скука.

Скучный генерал Загоскин, живший напротив нас через площадку, с бледным лицом и слегка волочащейся ногой.

Встречая Натю, он как-то, по-особому, шаркал, и синие штаны с красными лампасами почему-то казались совсем пустыми.

Скучен был Ваньков в форменной фуражке с какими-то знаками на ней, большущего роста человек, со ртом и зубами далеко выходящими вперед, как у крокодила.

Загадочен казался нервный, подвижный Бурбин и особенно его жена, ангельски тихая, золотисто-рыжая еврейка с фамилией книжного издательства Антик.

Критический взгляд на этих людей отчасти внушался взглядами отца, в его понятия входило полное неуважение к военным, жандармам, чиновникам, а попутно и ко всякой конспирации.

В тишину нашего переулка вносили оживление жители соседнего дома. Насколько был погружен в спячку наш дом, настолько жизнь соседнего имела своеобразие и острые проявления.

Оттуда доносились шумные перебранки жильцов, и у ворот дома в весенние, и летние вечера собирались группы.

Женщины, кормившие грудью детей, присаживались на приворотные тумбы, мальчишки носились, пуская бумажных змей. С хохотом собравшиеся мастеровые запускали палками и обломками кирпичей в собачьи норы.

Сцепившиеся кобель и сука, оборвав, неожиданно, страстную ласку, неслись, соединенные чем-то у хвостов, головами, обращенными в разные стороны, со взглядом глаз мутным и бессмысленным.

Зрелище это, представлявшее загадку для меня, было тяжелым, но частым.

Квартира наша балконом и окнами обращена была в сторону Девичьего поля, на запад.

Большие деревья, тут и там выступающие из домов, уводили взгляд в перспективу, в большой зеленый массив Девичьего поля.

Балкон, украшенный цветами в ящиках и горшках, был приятен в летние дни.

Я помню золотые вечера, когда комнаты в движущихся тенях закатного солнца, медленно погружались в темноту.
Отец на балконе за маленьким столиком ведет деловой разговор с Экертом².

Перед ними чай, лимон, ром. Папа кажется слабым и хрупким, а Экерт, налегнув локтем на барьер, сутулит спину, красная шея надулась, бритое лицо лоснится, и в вечернем воздухе разносится, залетая в комнату, дымок его сигары.

Л.Н. Хорошкевич (1902 - 1956)

--------------------------------------------

1. дом в Б. Козихинском пер., 23. 1911-1912 гг.

2. Экерт Герман Густавович, р. в 1859 г, купец 2-й гильдии, в купечестве с 1899 г. Жил в Мясницкой части, в Б. Златоустьинском пер. в д. Бахрушина. Общество "Экерт и К0" торговало металлическими венками, сапожными принадлежностями и инструментами на Б. Лубянке в доме Лубянско-Ильинских торговых рядов. М., 1905.