Прошло три года с дней, на которых я кончил предыдущую главу (главу "В студии Юона").
Течение этих трех юношеских моих лет, также, как и предыдущих, связано судьбой моего отца, а он, в силу своей слабости, стал мне ближе и дороже.
В 1918 г. все его скромное состояние было утрачено.
Лежавшие в сейфе драгоценные вещи и деньги, доверенные банку Юнкер (1), были конфискованы в пользу государства на общем основании по декрету Ленина о конфискации.
Страховое общество "Якорь" закрылось.
Отец мой, надломленный происходящим, стал на службу архитектором-контролером строительного Госконтроля.
Но это были годы разрушения, а не строительства.
Огромные корпуса начатых до революции сооружений выделялись мрачными силуэтами.
На Миусской площади выложенный из кирпичей до куполов стоял незаконченный огромный храм в честь трехсотлетия дома Романовых (2).
К Преображенской площади, вдоль Бужениновской улицы тянулись тяжелые корпуса завода с нишами и окнами, поросшими травой.
Казанский вокзал стоял в лесах.
Недостаток топлива и продуктов мучил Москву.
Когда один из Московских институтов предложил моему отцу переоборудовать под клуб здание церкви, он отказался, ответив: "Я строил храмы и ломать их не буду".
На следующий день невропатолог, профессор Крамер, констатировал у моего отца кровоизлияние в мозг.
Так начались трудные дни, которые в радостные цвета могла окрасить только юность.
Было непривычно и горько видеть лицо отца с полотенцем на лбу и искаженное гримасой паралича.
"Вениамин мой, сын мой" (3) говорил он, проводя рукой по моему лбу и волосам, и отворачивался, и я видел, что по его щекам текут слезы.
Я знал, что напоминаю ему мою мать и что его любовь ко мне […. ] и он горячо этим [……].
Но мудрая старость была еще вдалеке и отец переживал неожиданную болезнь, раздраженно волнуясь - болезнь озадачила его, она не входила в его жизненные планы.
Первыми отстранились женщины, их было много веселых папиных подруг , но среди них сердечного друга не было ни одной.
Трагедии на сцене они избегают, а в жизни их легкое свойство и природа нравиться не тем, и восторгаться не тем было неуместно.
А моему отцу было только 48 лет и пылкий, чувственный и деятельный, он всегда казался молодым и привлекательным.
Состоятельный и успешный, человек с изящным вкусом, с большим чувством к женскому обаянию, он имел обаяние и в их глазах и уж, наверно часто ошибался, принимая медь за золото.
Хлеб продавался "из-под полы".
Натя приносила круглые буханки, купленные у спекулянтов.
В Лебяжьем переулке от этих буханок пахло чесноком, но и они были лакомством, а из дома уходили картины и другие ценные вещи.
Я продолжал созерцательную жизнь.
Лита, следуя нелепой моде, спустила себе кудрявую челку на лоб и свесила кудряшки около ушей.
Это было безвкусно, кудряшки никому не нравились, даже вызывали отвращение, и отец сердился на Литу.
В эти дни я исполнял простые обязанности.
Заказывал и получал в аптеке лекарства, ходил в лаборатории и выполнял разные поручения отца, навещая по делам его прежних деловых знакомых.
Во время этих походов я, забывая о домашних горестях, наблюдал явления новой жизни.
Над Москвой реял свежий воздух свободы, новизны, трагичное сменялось праздничным.
И часто, возвращаясь домой, я заставал у памятника Александру III митинги (4).
Возвышаясь над толпой, ораторы, забравшись на огромный пьедестал, произносили речи.
Некоторые выкрикивали "Война до победного конца!" и толпа раздваивалась в своем сочувствии.
Многие свистели и шикали, и толпа слушала следующего оратора, который начинал речь, выкрикивая "Мир без аннексий и контрибуций!".
Потом митинги стали реже, а чудовищный памятник царю Александру, с сапогом, попирающим горностаевую мантию, со скипетром и державою в руках, короной на голове и с четырьмя орлами, шипящими в четыре стороны - этот памятник окружили несложенными лесами, поотвинчивали гайки у болтов, скреплявших мантию, и корпус, и огромная голова с короной величиной в два человеческих роста, и орлы долго валялись на земле.
На набережной храма Христа Спасителя три дня околевала лошадь.
Два утра я рисовал ее.
Я ревностно наполнял альбом набросками виденного и пробовал писать акварели.
Противоположный берег Москвы-реки был укреплен круглыми булыжниками и летом весь зарастал травой.
Возле двух быков Каменного моста образовались каменистые отмели, весь берег напоминал тихую провинцию.
Рыбаки, как прежде удили рыбу, и стада гусей дорисовывали идиллию.
Среди деревьев белели церкви и виднелся таинственный дом Малюты Скуратова (5).
Налево, за Каменным мостом светил закатными красками Кремль, а вблизи, возле памятника, под горой покосилась доживавшая, старинная кирпичная церковь, заложенная в XVI веке по завещанию Башмакова (6), о чем для грамотных людей гласила процарапанная на каменных плитах неразборчивая надпись.
Несокрушимый мир отрочества и юности.
Как приятны мне воспоминания о нем.
Совсем недавно вокруг этой милой церквушки в Пасхальную ночь ходил крестный ход, и в весеннюю темноту этой ночи огни множества свечей освещали церковное облачение и ризы, и цветы, украшавшие гирляндами иконы.
Совсем недавно возле казенной будки, крашенной черными и белыми полосами, выстаивал бородатый гренадер, одетый в полную форму 1812 г.
Лохматая, черная шапка в полметра высоты, с лентой увенчивала эту стражу.
Это были бездействующие стражи, музейные экземпляры, когда - то сильного воинства.
Один из таких бородачей жил в том же доме, где жили мы, в маленькой подвальной квартирке и вместе со своей женой верил в царскую святую власть.
Теперь они были не нужны.
Царский памятник явил собой для меня жалкое зрелище.
Горностаевая мантия оказалась приделанной большими болтами к корпусу фигуры.
Медный корпус обнажился и оказался, как грубый манекен в слоях металла, одетых один на другой.
Кухня искусства обнажилась, и вместе как будто обнажилась уродливая старая муза истории, показывая будущему гнилые зубы.
Вскоре описанные места стали местом трагической развязки.
Л.Н. Хорошкевич (1902-1956)
-----------------------------------------------------------
1. Основан И.В.Юнкером в 1818 г. в Москве для покрытия бюджетного дефицита, в особенности зарубежных долгов, образовавшихся в связи с военным расходам и в результате 7 внутренних займов. В 1915 г. он получил название Промышленного и перешел во владение "Товарищества А.Ф. Второва с сыновьями", занимавшегося торговлей мануфактурой на всей территории России. С 1911 г. главой Товарищества стал Н.А. Второв, по прозвищу "Сибирский американец" и "русский Морган". Банк располагался на Кузнецком мосту в здании, построенном А.Э. Эрихсоном в начале ХХ в., 20 мая 1918 г., прекратил свое существование. Боханов А.Н. Деловая элита России 1914 г. М., 1999; Второв О.А. Представители промышленного мира России на рубеже XIX-XX вв. на примере "Товарищества А.Ф. Второва с сыновьями" // Экономическая история. Обозрение / Под ред. Л.И. Бородкина. Вып. 7.М., 2001. С. 85-87.
2. Здесь автор (Л.Н. Хорошкевич) видимо ошибся, говоря, что Кафедральный Александро-Невский собор на Миусской площади был заложен к 300-летней годовщине Дома Романовых. Собор был заложен к 50-летней годовщине отмены крепостного права в России Александром II, а вот закладка храма была приурочена к году юбилейного празднования 300-летия Дома Романовых. Храм был заложен 22 сентября 1913 г. Проект храма выполнен А. Померанцевым и В. Васнецовым. Его высота составляла 70 м. С началом 1 Мировой войны строительство затормозилось. К 1917 г. этот огромный 21-купольный собор, вмещавший более шести тысяч человек, был уже почти завершён. По замыслу и по размерам этот собор был вторым после Храма Христа Спасителя. В 1930-е годы собор был снесен, хотя в 1952 году, в описании Миусской площади П.В. Сытин еще упоминает о «недостроенном соборе». На его месте и фундаменте в 1960-х годах был построен Дворец пионеров.
3. От франц. benjamin (библейское Вениамин - сын Иакова) младший в семье, любимый.
4. Памятник Александру III с восточной стороны храма Христа Спасителя был открыт весной 1912 г. Авторы: проф. архитектуры А.Н. Померанцев (1848/49-1918) и скульптор А.М. Опекушин (1838-1923). Слишком громадный и тяжеловесный он отличался необычайным количеством и богатством материала, затраченного на его сооружение.
5 . Видимо речь идет о доме МАО, на Берсеньевской набережной. Московская легенда называет его домом Малюты Скуратова, который будто бы даже провел от своего жилища тайный ход к Кремлю. Это сохранившаяся от XVII века постройка - дом дьяка Аверкия Кириллова, построенный в 1657 г.
