Подробнее о Д.П. Федорине см. на сайте "Имя после смерти"
https://sites.google.com/site/imaposlesmerti/home
Дмитрий Павлович Федорин - посвящается
Если ты стар, ты НЕ художник Дмитрий Федорин
«Цель искусства состоит… вовсе не в том, чтобы диктовать законы или царить над умами; его цель прежде всего в том, чтобы понять». Альбер Камю
()
«Свободное искусство вырастает из духовной глубины человека, как свободный плод. И глубоко и ценно то лишь искусство, в котором чувствуется эта глубина». Николай Бердяев
Николай Бердяев и Дмитрий Павлович Федорин, «картинки» которого экспонировались в Угличе в июне-июле 2012 года: «Само же произведение это глобус (вселенная) – живой организм, включающий в себя всю сумму «явлений жизни, всю сумму» формальных, интеллектуальных, духовных, душевных и прочих состояний с душой и телом» и еще: «Чем я могу гордиться – никогда не дешевил».
Речь идет, конечно, не о количестве денег, запрошенных художником за ту или иную картину, а о масштабе поставленных перед собой задач в искусстве.
Это убеждение в высоком предназначении любого творчества заранее заставляет интуитивно проникнуться уважением к человеку тебе ранее незнакомому, неизвестному, почувствовать в нем творца, желающего трудиться и уставать и претерпевать только ради цели неисполнимой, недостижимой, но единственно сообразной нашему общему положению «человека разумного».
Чувство глубины и значимость для многих произведенной автором работы – вот первые ощущения и от живописи Дмитрия Павловича (далее – Дэ. Пэ., как бы по просьбе самого Федорина: «если ты стар - ты не художник»).
Первый быстрый просмотр с возможностью в каждое мгновение ретироваться из зала, если будет почувствованна фальшь, обнадеживает: нет – не обманули, не провели, не подсунули фальшивку вместо, пока словами непередаваемого, но пусть для начала так: «серьезного», «настоящего».
Значит можно сбавить скорость и попытаться понять другой, не твой и одновременно твой же мир (иначе как можно воспринять любое чужое – только по принципу подобия), рассчитывая, зная, что впереди еще общение с автором, первоисточником - в случае чего разъяснит, проведет.
Хотя с пояснениями- прояснениями впоследствии возникли трудности. Оказалось, что все возможное, необходимое для зрителей, живописец уже сделал: недосыпал, недоедал (возможно), постоянно находился в творческом поиске, напряжении (вот это точно), годами «вел работы» (это такой термин: картина должна выглядеть свежей, даже если над ней трудились долгое время) и теперь настало наше время напрягаться и использовать пусть чужое, но творчество (не имущество же) в личных, корыстных целях – для душевного обогащения.
Видимо это особенность больших художников: боязнь обеднить свой внутренний мир произнесением слов по поводу и без, нежелание переводить еще неосознанные до конца ощущения, идеи в определенные теоретические положения. То есть, «о живописи едва ли стоит говорить с самим художником. Как сказал Леонардо да Винчи «живопись сама за себя скажет» – это Анатолий Зверев, сравнивавший рисование с войском, скачущим рысью без знаменосца (теории) впереди.
Дэ.Пэ. только дополняет, указывает направление этого движения: «работа – это атака на холст». Теперь понятно – ощущение напряжения, неимоверность усилия возможно только в самом душевном, волевом порыве творения, но никак не в разговорах и беседах, а в борьбе с белым бесконечным холстом можно потерпеть поражение, вплоть до потери собственного человеческого «я».
Но можно и выиграть, правда, одну из бесчисленных битв и получить ощущение сопричастности ко всему миру, испытать чувство мировой гармонии внутри себя. В любом случае и завоеванные рубежи никоим образом не облегчают следующих возможных побед, скорее только затрудняют их. «А ведь в этом смертельном риске», по мнению Альбера Камю, и состоит настоящее «подобное монашеской схиме» творчество, в котором важно само движение, его непрерывность, а не достижение конечного результата, который по сути и есть сама смерть: «Мы находимся в открытом море. И художник наравне с другими обязан сидеть за веслами, стараясь, насколько это возможно, не умереть, то есть, продолжать жить и творить».
Об этом же Зверев: «Мы уходим в вечность, в пучину волн, вод и пены. Так пропадает корабль нашей жизни. И всегда в неизвестном для нас направлении. Живопись придумана многими из нас для того, чтобы как-то сгладить свою беспомощность перед этим».
Дэ.Пэ. и начинал-то искустничать, то есть ощущать и понимать прекрасное в самой настоящей, еще физической, беспомощности. Из видений, грез или действительно из памяти: общение с отцом в младенчестве. Когда тот показывает сыну поляну цветов и настаивает: посмотри как красиво! – на что месячный малец подумал: да я вижу!
Неудивительно, что так рано восприняв видимые основы мира, художнику захотелось узнать и его идеальное, внутреннее построение (допуская, что ничего не появляется наяву без необходимости, а значит и без определенных законов этого проявления).
Ранние работы Федорина, доступные сейчас зрителям, уже об этом. Формальное построение в «Голубом шарике», идея первичного зарождения, оформления материи в «Серебре», ощущение, а не само явление в «Закате» – вот начало пути к «тотальной» реальности последующих работ.
А ведь это «картинки» эпохи 60-х, времен выставки «Новая реальность» в Москве, в Манеже 1962 года, эмоционального выступления Хрущева на ней: «Вы что – мужики или педерасты проклятые, как вы можете так писать?», «…Это извращение, это ненормально!», «Вызывает ли это какое-нибудь чувство? Хочется плюнуть!…», «Многое – мусор. Да. Надо чистить. Мы не можем мимо пройти, знаете, как наблюдатель, знаете, как на берегу стоит человек и смотрит: вот, плывёт, значить, и хорошее, и дерьмо плывёт.», «Всякое говно нарисовали; ослиное искусство.»
Кстати у Дэ.Пэ есть более поздняя работа 1968 года под названием «Осел»: путешествие одноименного животного с явно нежелательным попутчиком на спине – здоровенным котом. Работу можно принять как заявку на вступление в ряды нонконформистов, хотя сама возможность активного участия Дэ.Пэ в жизни этого течения того времени или возможной встречи на каких-то выставках с Н.С. Хрущевым и дискуссии с ним кажется неправдоподобной.
Даже само название выставки в Манеже – «Новая реальность» никак не соотносится с мировоззрением Федорина. Как выходит из его картин реальность одна, она не может быть новой, старой, современной или модернистской. Просто есть люди обладающие «умозрением в красках», способные видеть в окружающем нас мире его основы, которые никоим образом не скрыты, не спрятаны, надо всего лишь иметь радение их получить, быть постоянно к этому готовым и не размениваться по пустякам. Кто наделил этих избранных такими способностями не так важно, главное, что некоторые из них не отреклись от своего дара, как могли пользовались им или по словам Дэ.Пэ. «оправдали свою службу».
На это тратится вся жизнь без остатка, и «живописец остается в любом случае живописцем, чем бы он ни занимался. Что бы он ни делал – он все равно рисует. Отсюда его рассеянность. Живопись занимает у художника все время» – это опять Анатолий Зверев – соратник Федорина, по индивидуальному пути в живописи без пространных рассуждений, но с бесконечной преданностью выбранному делу.
Принимая нелюбовь Дэ.Пэ. к долгим мудрствованиям, мне не составит большого труда привлечь высказывания других достойных личностей, благо во все времена людей, ответственных перед самими собой, занимали одни и те же вопросы. И можно не напрягаясь составить связный текст, например, из В. Брюсова, А. Камю, А. Зверева, Н. Бердяева (выбор произвольный): «Основное побуждение к творчеству, пусть бессознательно, неосознанно – искание истины. Истина агадочна, она вечно ускользает от постижения, ее необходимо завоевывать вновь и вновь. Свобода опасна, обладать ею так же трудно, как и упоительно. Истинное искусство должно быть свободным, хотя это очень трудно, потому что жизнь человека скована. Но художественное творчество не должно быть подчинено внешним для него нормам, моральным, общественным или религиозным» и помощь, совет совсем издалека: «Все вещи в труде;…все, что может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости».
Как кажется, Дэ.Пэ. легко мог бы подписаться под этими мыслями или же стать их официальным провозвестником, исполнителем, проводником в жизнь. Для меня Федорин герой, личность, к примеру, Николая Бердяева в «Кризисе искусств» 1917 года или Альбера Камю в докладе по случаю присуждения Нобелевской премии 1957 года. Первый предвидел: « Мир развоплощается в своих оболочках, перевоплощается. И искусство не может сохраниться в старых своих воплощениях. Оно должно будет творить новые, не материальные уже тела, должно перейти в иной план мира,… оно перейдет от тел материальных к телам душевным». Камю, не наделяя сам внешний мир способностями к таким революционным переменам, видит в этом задачу настоящих творцов: « Искусство в каком-то смысле есть бунт против мира во всем, что есть в нем ускользающего и незавершенного: вот от чего художник стремится только к тому, чтобы придать иную форму реальности, которую он, тем не менее, обязан сохранить в ее первозданном виде, ибо лишь она служит источником его вдохновения». Что требуется кроме дерзновения в таком труде – только свобода. Не как вседозволенность или пустота, то есть, полная оторванность от жизни, а как постоянная открытость, способность воспринимать, непредвзятость к влиянию, изменению окружающего.
Для Дэ.Пэ. это вопрос не возрастной, а мировоззренческий. Еще раз вернемся к его словам» если ты стар - …» и определим чем отличается старость от молодости. Первой зачастую уже ничего не надо, многое достигнуто и пережито, а второй свойственен интерес к жизни, желание к постижению нового, преодолению рукотворных же трудностей и поэтому, художник тот, кто свободен и юн душой, а не опытен и умел в профессии, кто в силах сконцентрироваться в себе, не распылиться, не разорваться « на миги и клочья», кто в состоянии переложить собственные смутные, неоформившиеся до конца, переживания, ощущения на холст, открыв, прояснив тем самым что-то новое. И это в первую очередь для самого себя.
«Искусство… есть акт познания» – вот так категорично и однозначно у Валерия Брюсова и никакого пренебрежения по отношению к будущим зрителям здесь нет. Обязанность художника – создать «… новый мир, отличающийся от повседневного и в то же время точно такой же; особый но и обыкновенный, полный первозданной неуверенности, вызванный к жизни - пусть хоть на несколько мгновений – силой духа и неудовлетворенностью страсти гения» (А. Камю), а успеем мы, окружающие, поприсутствовать при этом и осознать происходящее от творца не зависит, у него другой союзник-соперник: сама действительность, которая давит и вмешивается в творческий процесс посильнее пожеланий публики.
«Художник выбирает себе натуру в той же степени, что и она выбирает его» – это Камю и ему вслед Федорин: «Сама картина диктует продолжение - и это загадка искусства». Да, многое в деле творчества если не мистично, то безусловно интуитивно, до конца не осознанно.
Но так живопись и воспринимается. Мы смотрим на напряженные, насыщенные, но практически абстрактные картины «Шестьдесят первая минута», «Симфония», «Слово» или не сразу воспринимаем исходный материал в « Бабочках», « Детском конструкторе», «Луже», но сразу -же интуитивно чувствуем знакомую приятственность в изображениях. То есть, когда-то мы, нет – не видели (работы абстрактны), но также ощущали действительность, признавали за ней точно такие же гармонические построения: в зрительных образах, музыке, фразах, личных переживаниях или явлениях природы. Такое безусловное восприятие стоит многих теоретических изысканий или словесных подсказок, но, все же, воспользуемся еще одной с таким трудом полученной от Д. Федорина: «Искусство – радостное открытие новой мелодии мира, какой бы трагической она ни была». Нам достаточно этого общего построения для того, чтобы попытаться воспринять искусство Дэ.Пэ., потому что у этого художника есть одно безусловное качество, позволяющее не только начать, но и бесконечно продолжать этот процесс взаимопроникновения и взаимонасыщения (картины, наверное, тоже пользуют своих зрителей) – это его искренность.
От нас ничего не скрыли, не спрятали, не зашифровали, а, наоборот, раскрылись перед нами во всей индивидуальной полноте. Но основа этой индивидуальности «…лишь следствие естественного восприятия жизни» (Дэ.Пэ.) того же самого мира, который в нас и вокруг нас, а значит, шансы на проникновение в мир Федорина велики, к тому же в эту вселенную вход открыт: существуют «Дверь 1» (кстати, со вторым названием «Спасение») и «Дверь 2» (1991 год), а дорога к ним подсвечена замечательными «желтым « и «зеленым» фонарями (работы 1992 года).
Остается только воспользоваться этой возможностью и воздать должное автору в сложности поставленной и исполненной задачи: в каждом пусть частном сюжете говорить с нами о мироздании, осмысленном и прочувствованном до глубины души, которая на этом может и надорвалась: «сгорел» – вот сегодняшнее ощущение Дэ.Пэ., но это судя по «Кострам»1975 и 1984 годов не вопрос начала и конца, а постоянное участие в процессе бесконечных изменений, перетеканий душевных энергий, в котором каждый из нас, по примеру Дмитрия Павловича Федорина, обязан быть и принимающей, и отдающей стороной.
Юрий Галыбин
Опубликовано в рубрике 
Метки: